Истинная история о том, как действительный камергер Двора Его Императорского Величества Салтыков с профессором Императорского Казанского университета Яковкиным по полу катались

Думается, на Илью Федоровича Яковкина стукнули. В смысле кто-то донес. А иначе зачем в один из осенних месяцев 1814 года Михаил Александрович Салтыков, попечитель Казанского учебного округа затеял бы ревизию денежных сумм Первой Казанской гимназии, директором которой являлся профессор Казанского университета Яковкин. Ведь Салтыков знал, что Яковкин едва ли не на дружеской ноге с министром народного просвещения графом Разумовским и прочими влиятельными людьми в обеих столицах. А еще знал попечитель округа, что Яковкин казнокрад и мздоимец, коего покуда никак не удавалось обличить.

И вот, ревизуя расход сумм за прошлый год, Салтыков нашел, что израсходованная в 1813 году сумма в 11880 рублей на ремонт и новые постройки слишком значительна. Более того, никакого особого ремонта и новых построек в указанном году произведено не было. О чем и было отписано его превосходительству графу Разумовскому.

Кстати, подобным вольным обращением с казенными средствами грешил и лично губернатор Казани его сиятельство граф Илья Андреевич Толстой, дедушка Льва Николаевича. Илью Андреевича сегодня чтят. С помпой устроили ему могилку с памятником близ Кизического монастыря, в месте, далеком от действительного захоронения графа. Единственную могилку из множества захоронений Кизического кладбища, одного из самых значительных погостов Казани, на котором лежат еще несколько казанских губернаторов, городские головы, именитые купцы и прочие выдающиеся люди города. Их могилы не восстанавливают. И не собираются этого делать...

А Илья Андреевич... Его личность славословят казанские власти, чуя, верно, в нем родственную душу и посему опуская из внимания факты явного казнокрадства деда великого писателя, кои привели-таки к визиту в Казань следственной комиссии Правительствующего Сената, которая нашла факты присвоения казенных средств и отстранила Толстого от губернаторства. И тот скоропостижно преставился (ходили слухи, что граф наложил на себя руки), избежав тем самым знаменитых Соловков. А иначе кончить ему жизнь в Соловецком монастыре, как его родному деду Ивану Петровичу Толстому...

Что же касается графа Салтыкова, то он, конечно спросил Яковкина, где те почти 12 тысяч, якобы потраченные на ремонт. Разговор состоялся примерно такого содержания...

САЛТЫКОВ. Где деньги, презренный Яковкин? Думается мне, ты попросту упер их.

ЯКОВКИН. А вот и не упер.

САЛТЫКОВ. Нет, упер.

ЯКОВКИН. Вы неправильно все поняли... Просто временно взял в долг. Позаимствовал, так сказать. Для выплаты себе вперед половинного жалованья за весь последующий год. Ибо я своим многочисленным семейством отягчен весьма шибко.

САЛТЫКОВ. Сволочь...

Затем он опечатал оставшиеся денежные суммы личной печатью и отослал новую депешу Разумовскому, требуя от него пресечь явное воровство Яковкина.

Скоро пришел ответ. В нем министр Разумовский предписывал Салтыкову незамедлительно отпустить Яковкину, "обремененному семейством и нуждами", и вторую часть годового жалованья. Вот таков был результат депеши...

Чаша терпения графа, похоже, переполнилась. И он вызвал к себе Яковкина.
– Зачем я ему? – спросил Илья Федорович посыльного.
– Их превосходительство не сказали, – ответил тот. – Только просили передать, что требуют вас к себе незамедлительно.

Что было дальше, можно выудить из сплетен и пересудов тогдашнего городского общества. Картина складывается следующая. Как только Яковкин явился под светлы очи графа, тот обозвал его по старинке татем, на что директор гимназии нагло ответил:
– Сам дурак.
Ну или что-то в этом роде... В ответ на что мгновенно получил от Салтыкова хлесткую пощечину. Илья Федорович, недолго думая, дал сдачи, после чего его сиятельство кинулся на него аки разъяренный лев, они оба упали на пол и стали кататься по ковру, нанося друг другу удары и время от времени восклицая:
– Кто ты такой?
– А ты кто такой?

Сей инцидент дошел до Федора Петровича Гурьева, временно несшего обязанности губернатора Казани; конечно же, до Разумовского и до графа Сергея Кузьмича Вязьмитинова, полицейского министра Российской империи.

Вязьмитинов предписал Гурьеву "провести следствие и о результатах рапортовать". Через короткое время Федор Петрович отписал министру полиции, что случившееся между графом Салтыковым и профессором Яковкиным происходило в кабинете попечителя, свидетелей со стороны не имело и посему известно лишь двоим означенным участникам. Так что прояснить, кто более виноват в инциденте ", дескать, не представляется возможным". И дело о драке людей видных и кавалерственных (то бишь награжденных орденами), вызвавшей в городе столько толков, закончилось, не успев начаться. Выдавить Яковкина из университета и гимназии у Салтыкова не вышло. Зато это легко исполнил через пять лет, назначенный в 1819 году на должность попечителя Казанского учебного округа, знаменитый и неоднозначно оцениваемый историками Михаил Леонтьевич Магницкий.